Первый вопрос, что называется, «в лоб»: искусство способно изменить мир или нет?
Такой вопрос, что в лоб ответить не получится... Конечно, искусство меняет и мир, и отношения человека с окружающим миром.
Сузим вопрос — применительно к твоему искусству. Что оно меняет?
Я думаю, что мое искусство может дать человеку новое видение форм и другое отношение к взгляду на жизнь. Так же как прочитанная книга или кино... Оно может натолкнуть человека на мысль, можно посмотреть на процесс с другой стороны. Этим и занимаются мои визуальные работы.
С какой стороны ты бы хотел, чтобы смотрели? Говорится, что искусство отражает действительность. Какую действительность отражает твое искусство? Краски вырви глаз, в формах биологическое с механическим совмещается, американские орнаменты совмещаются с африканскими.
Это естественно — я видел и мексиканские орнаменты, и африканское искусство, и бумажной архитектурой чуть занимался, и много всего другого. И поскольку это все мне попадало в мозг и переваривалось, я мог через этот язык выражать какие-то свои мысли. Что для меня тут главное? Я показываю безграничность гармонии форм и мира. Это мне пришло в голову еще когда я учился на первом курсе в институте. Был такой предмет: архитектурная композиция. Вел его Виктор Иванович Сазонов, музыкант и архитектор, и на лекциях он проводил связи между архитектурой и музыкой. И я вдруг увидел гармонию в мусорной куче... Я отталкивался от того, что мусорная куча — очень органичная композиция, сама собой появившаяся, никем не сделанная специально (и не только я). Притом что я в тот момент увлекся рок-музыкой, сначала российской — «Звуки Му», «Аквариум» — а потом и западной — «Роллинг стоунз», «Вельвет андеграунд», «Клэш»... И вообще хотел быть музыкантом, но у меня нет ни слуха ни голоса поэтому пришлось заниматься искусством визуальным..
Так что для меня самое важное — композиция. А из чего она состоит — из форм, из смыслов — это дело второе. Моя задача как художника — создать гармоничную композицию. Чтобы гармония была в музыкальном смысле.
Я тоже хотел бы быть музыкантом, и у меня тоже нет ни слуха, ни голоса. Но у меня и к визуальному искусству нет никаких талантов, поэтому пришлось заниматься словами. Так что я страшно музыкантом всегда завидовал.
Да-да, я тоже всегда преклонялся перед музыкантами. А еще раньше в школе я хотел быть кинорежиссером. Причем именно кинорежиссером, не театральным — хотя я в школе еще ставил какие-то постановки. В Новосибирске я не видел места, куда поступать, а в Москву ехать струхнул. Брат тогда прогрессировал в архитектурном институте, я как-то приехал, посмотрел разные картинки, его и его знакомых — и мне понравилось. И я захотел стать архитектором, конечно, и поступил в архитектурный Но после окончания я посмотрел на действительность... И это была такая скучная реальность...
То есть проектировать коровники ты не хотел.
Коровники не хотел, хотя архитектура — интересно, конечно, и коровники, и туалеты. Вообще-то у меня инженерно-художественный склад ума, но архитектурная работа тогда правда была очень скучна. Поэтому я подался в художники. В то время была галерея «Зеленая пирамида», я им принес несколько своих работ, и они предложили мне контракт. И три года они меня кормили — выплачивали какие-то минимальные деньги, чтобы я мог писать. Так что я три года только тем и занимался, что пил водку и рисовал. И благодарен им.
Достойное занятие — пить водку и рисовать.
Я за это время нарисовал наверное 150 работ маслом. Такие истинно арбрютовские, смешные. И после этого обратного пути не было. Конечно, мне приходилось заниматься и инженерными какими то вещами, и дизайном — потому что только искусством невозможно прожить. Моим во всяком случае. А рисовать что-то на продажу... Пробовал я, кстати. На первой же картинке я «срубился» — так и не дорисовал...
Мне-то кажется, что твои работы как раз могли бы разлетаться как горячие пирожки — в них есть и яркость формы, и необычность фактуры, и юмор.
Ну может быть... Но на самом деле... Я сейчас расскажу, что представляет моя... Скажем, манера. Я называю это не стилем, а манерой или методом — психо-механическим формализмом. В последнее время я еще определяю — после того как нарисовал портреты героев — что это формально-психический реализм. В котором главное — цвет-форма и наполнение какими-то психическими характеристиками. Но снова подчеркну: в картине прежде всего должна быть композиция. Ну например: в московском концептуализме — там главное какой-то текст. А мне, если честно, это скучно. Должна быть какая-там музыка, должно что-то играть, звучать и греметь. А музыка — это как раз и есть самая выразительная композиция, потому что она самая крутая из всех видов искусств.
Мне кажется, что с живописной точки зрения твои вещи самодостаточны и могут висеть где угодно.
Думаю, что в музее им больше подходит. В каком-нибудь музее современного искусства. Дома повесить мою работу все-таки не каждый потянет. К тому же у нас в Новосибирске — ну кто любит такое искусство? Пускай один процент... Да какое там — если человек сто наберется на город, то это хороший показатель. У нас же не слушают группу «CAN» или Лу Рида. То же самое и с визуальным искусством.
Ну да. Популярен салон, чтобы было красиво. Женщины с шеями, пейзажи, легкий сюрреализм.
Ох, как я раньше не любил Сальвадора Дали, не как рисовальщика — рисовальщик-то он прекрасный. Не любил его как явление. Если встать на улице и спросить, какой художник нравится, я думаю, что 95 процентов сказали бы: Дали. Журнал «Огонек» напечатал когда-то большую подборку иллюстраций: «Атомная Леда», «Полет пчелы вокруг граната»... Все такое... Вот с этого и пошла любовь к нему...А портрет жены Галы с одной титькой, вершина творчества, такой типа «шансон», по нашему.
Дали-то не виноват сам! Просто у нас тогда никто ничего не видел, кроме соцреализма.
Все началось, конечно, после 17 года... Ну, после
В
Грубо говоря, люди покупающие в ИКЕА, не подозревают, что они покупают наследие Малевича.
Именно. Кандинский и Малевич — это то, чем русские люди могут гордиться. Причем я подчеркиваю, что я наш народ люблю и себя от него не отделяю. Не то что я жалуюсь на людей, мне не на что жаловаться. Вот когда они меня «убивать» начнут, тогда конечно, пожалуюсь. Шутка, мне почти всегда удаётся, найти взаимопонимание со многими. Стараюсь объяснять, что то всё равно «оседает», поговоришь с человеком, а он подумает немного.
Тогда жаловаться будет поздно. Но ты же понимаешь, что тут вопрос просвещения и образования — до недавнего времени все это лежало в запасниках, и посмотреть было невозможно. И прочитать негде. Знаешь, что бы про советскую власть ни говори, но при ней каждый советский женский журнал печатал репродукции импрессионистов. И любая домохозяйка знала, что Ренуар гений.
Ренуар, действительно гений, классика есть классика. Но сейчас-то можно посмотреть и прочитать что угодно. Только мало кому это надо. Но просвещение — очень правильное слово. Я бы только на него и уповал. Думаю что до 17 года процесс шел вполне органично и нормально. И не только в столицах. Люди из провинции тоже очень интересовались происходящим в искусстве.
Когда Бурлюк поехал в Америку, через Сибирь, то он ехал с лекциями, с выставками, дарил свои картины, встречался
Идеологически понятно, что свобода мышления на хрен никому не была нужна. Надо было видеть счастливые достижения социализма. Это в конце концов кончилось в
Я сам видел с каким интересом реагировали и смотрели и обсуждали твои работы в Риге, на той большой выставке в прошлом году.
Есть де жизнь и за пределами нашего города. И я вижу в фейсбуке, допустим, как отзываются разные художники из самых разных стран — из Индонезии, из Аргентины, из США, из Франции и др. Мне вообще не на что жаловаться, меня никогда особенно не гнобили. И Союз художников, в том числе. Хотя и вступал я не быстро.
А почему?
У нас ко мне хорошо относились, а в Москве не пускали. Не скажу, что я каждый год стучался в эти двери, но все-таки. А тут прошло сразу несколько выставок, и меня приняли.
Я даже спрашивать тебя не хочу про Союз, зачем он тебе нужен.
А сам не знаю. Просто решил, что надо вступить. Он же выполняет функции профессионального союза, обеспечивает какую-то социальную защиту. Мне, когда я еще в Союзе не был, мастерскую дали, например. Многие мне тоже, конечно, говорили — зачем тебе это надо? Сейчас нет ни заказов, ни материальных выгод. Но я не вижу причины, почему не вступить. Видишь, я всегда был многоядный — и когда мне предлагают участвовать в какой-то выставке, то я всегда за. Почти всегда. Причем меня никогда никак не ограничивали, не ставили условий — всегда выставляли. Да у меня ничего такого идеологического и нет, в общем, из-за чего можно не пускать.
Это ты просто начинал в
Была такая картинка: «Приплытие красных китов», в 96 году нарисовал, как раз проходили выборы, и некоторые связывали ее с компанией коммунистов. А меня такие интерпретации в недоумение ставили. У меня как раз киты пошли косяком — но олицетворяли уж никак не коммунистов.
А почему киты-то?
Школьником я жил в р.п.Линево, в загородном поселке, в 2 часах на электричке... И вот в середине
А киты-то где там?
У Макмерфи были трусы с китами — такие белые киты с красными глазами.
В кино этого нет вроде бы!
В кино мельком есть, а в книжке подробно! Я потом еще книжку прочитал... По-моему, там сказано о нашем времени все, книга гимн, Кен Кизи гений... В общем, для меня эти киты стали эмблемой... Свободы, что ли... Но я немного перепутал и стал рисовать их красными с белыми глазами. Киты для меня — это сильная и добрая справедливость. А так как я формалист, то я их использую в различных формальных экспериментах, присваиваю им человеческие свойства, черты характера, они играют разные роли. Например, у меня есть Кит-Пушкин. Раньше я изменял китам со слонами. А сейчас каждый день рисую по киту.
На тебе как-то отразилось изменение атмосферы — убывание свободы, претензии к художникам разные?
Я пока не почувствовал. Но конечно, когда узнаёшь, что произошло на выставке Сидура в Манеже, это шокирует. Меня смущает все, что происходит с идеологией, с религией... Я некрещенный, но лучше книги чем Библия, не читал. А когда появляются фанатики, то они отталкивают одних людей от религии, другим вносят бардак в голову... Такие вообще-то способны начать войну. И тут другие начинают с ними воевать — и получается далекая от здравого смысла заваруха, в которой не хочется участвовать.
Мне кажется, это тоже от невежества.Конечно, от невежества. Они ничего не знают о Сидуре — о том что он герой, инвалид войны. И не понимают того, что он-то как раз самый что ни на есть религиозный художник. Это уже не просто невежество, а конкретное варварство и погром. Дело еще вот в чем. В последнее время стараниями разных идиотов современное искусство стало ассоциироваться только с провокациями разными. А оно гораздо шире. Я имею в виду, что современное искусство понятие очень широкое, включающие в себя много чего — от живописи и графики до акционизма и перформансов. Поэтому очень печально, что само слово это вызывает такую реакцию все чаще: ах, ты современный художник, так ты за «Пусси Райот»? А мне, например, акции «Пусси Райот» не очень нравятся (хотя двушечку за них давать не надо было), а вот акции Павленского нравятся. Достаточно артистичный типаж. Но повторюсь, что современное искусство, это далеко не только эти нашумевшие акции.
Ну, у нас многие слова приобретают не совсем то значение: патриотизм или либерал, например. Так и слова «современный художник». Тут вот еще что. Есть мнение, что современное искусство на Западе — это своеобразная школа терпимости. На нем, в самых разных проявлениях, общество учится терпимо относится к непонятному, к «другому»...
А я совершенно против такого подхода! Искусство не имеет ничего общего с толерантностью и терпимостью. Оно должно вызывать реакцию. Я что, выставляя свои работы, должен говорить: «Ну потерпите меня, пожалуйста...» Я не требую снисходительного отношения к себе и к своему искусству. Художник не инвалид, он, наоборот, видит лучше и дальше многих, и умеет больше, конечно художники разные бывают.
Ты с самого начала участвовал в выставках «Соединенные Штаты Сибири». Ты действительно чувствуешь эту общность ? Это не придумка кураторов?Конечно, это придумано. Но это не на пустом месте придумано, потому что действительно люди занимаются похожими, а то и одними и теми же вещами, знают друг друга, дружат.
Твои ранние вещи очень близки тому, что делал и делает Дамир Муратов , например. Хотя тогда, как понимаю, вы не были знакомы даже.
Возможно, что и так, но это легко объяснить. Мы слушали одну музыку, читали одни книжки, смотрели одно кино. Поэтому сложилась похожая эстетика. В
Вообще, я мечтаю о каком-то идеальном месте, где могли бы встречаться сразу все современные искусства — и визуальные, и театр, и музыка, и танец... Чтобы был такой синтез — от балета до кино. Я не уверен, конечно, что подобное ныне возможно. Но хотелось бы.